«Подвал», пыточник «МГБ», — что на самом деле творится на оккупированном Донбассе. Подробности. 18+
июля 17, 2016
Известная журналист-волонтер Лариса Лисняк, которая вынуждена была выехать из Донецка, т.к. ее жизни угрожала опасность, поделилась жутким рассказом о том, что НА САМОМ ДЕЛЕ творится в «народной республике», ставшей царством террора.
Вот, что пишет Лариса, живущая теперь в Киеве:
«Знаете, а я всё же напишу… Чтобы отрубить хвост… Потому что тянет, жутко тянет домой – в Донецк… Но нужно что-то открыть, чтобы отрубить… Ради себя… чтобы удержаться здесь… Иначе… иначе вернусь. И к тому же настало время, когда я могу говорить, не навредив героям этой истории. Поэтому о других героях и их историях пока умолчу.
Многие спрашивали в течение двух лет, которые я была в Донецке: Лисняк, ну, что тебя там держит? Давай к нам, всё будет замечательно! Меня держала (кроме родных, дома, котиков) нужность и сопричастность происходящему. Когда я поняла (а вернее, сама себе создала условия), что нужна здесь и сейчас, мне стало легче. Я обрела смысл своего пребывания там. Основное направление – это волонтерство, помощь мамочкам с детками, старичкам, как в Донецке, так и на линии фронта. И за это я буду всю жизнь молиться за вас, друзья, потому что пересылаемые вами средства и посылки спасли сотни мирных наших земляков. Но вы должны знать, что вы спасли и меня. Потому что публичное волонтерство, как в конце концов оказалось, уберегло меня от арестов и ограничилось лишь „лояльным общением с органами“, ихним сочувствием и ихним участием в моей жизни в Донецке (это по поводу поста, в котором я писала, что меня часто сотрудники „МГБ“, „депутаты ДНР“ предупреждали об опасности).
Но было и иное кроме волонтерства. Расскажу только об одной истории. Как-то в сентябре 2014 года позвонили из известной украинской волонтерской организации (не буду называть, т.к. не просила разрешения) с на тот момент неожиданной просьбой: 5 сентября из „подвала“ в Макеевке будут выпускать женщину. Не могли бы Вы ее встретить?
В чём вопрос? Конечно, встречу. (Хотя реально на тот момент не понимала всего смысла происходящего). Приезжаю из Донецка в Макеевку, как меня заранее просили – с новым телефоном, с новой симкой, с медикаментами, дополнительно прикупила продукты и взяла наличку. Женщина, за 50-т, светловолосая, длинноволосая, трогательная… Я в объятия (чтобы поддержать), она шарахается от меня.
– Я вшивая. Я вся в язвах, не знаю от чего они. Я Вас могу заразить.
Я ее обнимаю буквально насильно. Она в меня вцепляется со всей силой, и не отпускает. Слышу лишь всхлипы, а потом тихий истошный плачь (только мы, женщины, можем так тихо рыдать, что кажется, на километры раздается этот рёв).
ОНА: Вы не побоялись… От меня все шарахались… Как Вас зовут, девочка?
Я: Лариса.
ОНА: Как Лариса? Я тоже Лариса. Вы меня узнали?
Я: Нет.
ОНА: Но Вы тоже из наших?
Я: Не поняла…
ОНА: Вы вообще кто? Кто Вас прислал, и с какой целью? (резко, грозно шарахаясь от меня, сказала Она).
Я: Я Лариса, меня попросили такие-то волонтеры встретить Вас. Я Вас не знаю, Вы меня не знаете. Но вот телефон: там забит мой номер, и номер координатора. Я сразу привезла медикаменты и продукты. Не бойтесь. Всё уже позади. Всё будет хорошо.
ОНА: Но Вы же участница Евромайдана, наших митингов в Донецке за Украину… Очень знакомое лицо…
Я: Нет, я журналист. Мы с коллегам освещали все эти события, возможно, Вы меня и видели… Но, извините, Ваше лицо мне не знакомо…
Женщина насторожилась. И начала „пробивать“ информацию: „Если Вы журналист, Вы должны знать Татьяна Заровная“. Естественно, я знала многие годы Таню, в этот момент именно Таня (она того не ведает) позволила мне (как это звучит у шпионов?) „установить контакт с объектом“.
В тот момент первой встречи, в том состоянии Этой женщины её лицо мне было неузнаваемо. Только после знакомства, когда она мне представилась Ларисой Белоцерковец, когда рассказала свою ужасающую историю арестов и „подвалов“ (не буду этого описывать, думаю, на эти откровения и реальные показания для правоохранителей имеет право только Лариса), я пробила по Интернету ее ФИО. Потому что мне тоже было что-то неуловимо знакомое в этом лице, в этом блаженном взгляде… И пазлы сложились. И я ужаснулась.
Ужаснулась, во-первых, от всего услышанного от Ларисы.
Во-вторых, я понимала, что за ней следят, и что я тоже под прицелом.(Извините, фильмы и книги о шпионах я читала/смотрела, но в этой ситуации мы с Ларисой были как брошенные щенки в воде. Никаких инструкций, дальнейших действий).
Схему своего совместного существования под кодовой фразой „в ДНР после подвалов“ мы с Ларисой вырабатывали сами (кстати, это очень помогло мне и в иных историях). Она часто нарушала наши схемы, я её за это ругала. Я тоже иногда нарушала договоренности (но так, с моей точки зрения, нужно было действовать здесь и сейчас) – в итоге получала „оплеухи“ от Ларисы. После каждых „провалов“ мы обе сидели и ждали, что „за нами придут“. Они не приходили…
Основной проблемой было то, что у Ларисы при „переброске в подвал“ (по-моему, её „забрали“, 27 июля 2014) изъяли все документы, в том числе и паспорт. И наши первые усилия были направлены на его восстановление… Но сначала мы несколько дней вычисляли передислокацию „Министерства госбезопасности ДНР (МГБ)“, а когда нам сообщили, что оное в Донецке с проспекта Дзержинского переехало на бульвар Шевченко (где по сей момент и находится), начали „штурмовать“ новое здание. И тогда, в сентябре 2014-го, мы столкнулись с истинной схемой „позывных“.
Ларису арестовывали, бросали в „подвал“, пытали некие люди без имен, но с позывными. Из разговоров с Ларисой помню, что главным смотрителем на той базе был сначала некий „Козак“, потом на него донесли вышедшие из „подвала“ наркоманши (вернее, они переметнулись на сторону иного, метившего на место „Козака“) и этого „Козака“ пустили под унижения обитателей макеевского подвала. Тогда первый раз от Ларисы я узнала, что „подвальные“ женщины разделялись на политических и урок. Урок (наркоманок, алкоголичек, дебоширок) сразу брили наголо. Политическим (как Ларисе, у которой локоны были по пояс) волосы оставляли. И это тоже была пытка – вши, кусающие вши… Урки и политические находились вместе, т.к. урки должны были стучать на политических.
Так вот, при восстановлении паспорта в заявлении для „МГБ“ нужно было писать всё подробно: кто, когда, при каких обстоятельствах у вас его типа взял.
И начинается, условно: меня задержал „Птица“, который после оформления передал меня „Дубу“, а „Соловей“ и „Коза“, ознакомившись с предписанием, направили меня на „подвал“ по такому-то адресу, и я поступила в распоряжение „Козака“. И в „МГБ“ заявляют: а кто такие эти растения и животные? Мы о них ничего не знаем, а под позывным „Козак“ у нас вообще 22 человека уже фигурируют.
А мы же понимали, что без паспорта Ларисе никак не выехать из „ДНР“ (пропуска ввели только через полгода, с июня 2015 года, но на промежуточных блокпостах „ДНР“ и Украины пропускали именно по паспорту. Т.е., чтобы доехать до ближайшего украинского КПВВ, где Ларису бы после объяснений пропустили, ей нужно было бы на тот момент преодолеть минимум пять постов „ДНР“). Там была долгая, крученая история с восстановлением паспорта Ларисы через „МГБ“ (на одном этапе мы могли вообще все опять очутиться на „подвале“, т.к. Лариса в одном из проходящих по коридору „МГБ“ узнала пыточника, понятно, эмоции было трудно сдержать). В итоге, сделали „местные временные документы“ с печатью „ДНР“ (просто представьте, как это унизительно), по которым Лариса могла перемещаться в пределах „республики“. Это было нужно, потому что тогда между Макеевкой и Донецком было несколько блокпостов, на которых тщательно проверяли документы. А мы не теряли надежды найти паспорт.
Но паспорт мы не нашли (при этом засветили себя как „лузеры“ во всех местных инстанциях, в которых смогли. Бинго!). Спасением оказалось то, что после обыска в квартире Ларисы (а там даже пол поднимали) просто чудом сохранился её загранпаспорт. В итоге, в конце января 2015 года Лариса смогла выехать на свободную территорию. Почему не раньше? Потому что сначала мы, две дурочки, пытались найти в застенках „ДНР“ украинский паспорт. Потом мы решали проблемы по уходу за мамой Ларисы, которая оставалась в Макеевке. Дочь Ларисы к тому времени жила в Италии, поэтому параллельно малыми частями я пересылала из тогдашнего Донецка через доверенных перевозчиков в Италию уцелевшие личные вещи Ларисы. На тот момент (это где-то декабрь 2014 года) оставался один всеукраинский перевозчик (базы остальных типа „Ин-Тайма“, „Деливери“ „дэнээрвцы“ уже захватили), но когда я притарабанила туда ковер и полное собрание сочинений Шевченко: „Фух, мне это надо отправить на Черновцы. Там встретят“… мне сказали: „какой Шевченко? Нас расстреляют в пути“.
– Но я уже приехала! Вот деньги! (а деньги единственная оставшаяся на тот момент контора загребала несусветные)
– Ковер – не проблема, сделаем вид, что Шевченко не видели….
– Но, пацаны… Но, пацаны…
– Ладно, делаем из упаковки обложки на каждую книгу. Часть книг обволакиваем в полотенца и привезенные Вами вещи. Авось прокатит. Если не прокатит, предупреждаем: мы должны ИМ сдать все паспортные данные и контакты адресанта. А адресант – Вы. Согласны?
– Ну, а что мне остается?
– Не грустите, девушка, попасть из-за Шевченко в подвал по бульвару Шевченко – это очень даже крутая карма получится. Это я Вам как буддист-филолог говорю.
– Спасибо, я тоже филолог. Поэтому могу оценить все прелести „подпольной“ в прямом смысле слова поэзии
В итоге, пронесло. Вообще очень много раз за эти два года 2014—2016 меня в Донецке проносило. Думаю, карма за Шевченко, Стуса и не только за них
У Ларисы Белоцерковец всё нормально. Она пару месяцев в Киеве восстанавливала все утерянные документы и уехала к дочери в Италию. Хеппи-энд
Вот буду старенькой… Вот как опишу детально эту историю (ведь многое еще не могу раскрыть), а также все другие жизни из Донецка… Главное, чтобы склероз раньше времени не разбил
P.S.: На фото Она… Наша Лариса…
…Это история ужасающего 2014-го. В 2015-м гражданским искусственно дали сигнал: всё спокойно, мы вас не трогаем. Потому что они занимались выстраиванием вертикали в „ополчении — армии“. Просто руки до мирных не доходили, и места „на подвалах“ были заняты ихними. Но облавы на мирных начались с конца января 2016-го… Места освободились, новые предписания получили… Оттого за 2015-й мы, мирные, и расслабились, открыто разоткровенничались… А просто технология такая: дай им выговориться, и поймешь, кого хапать через год. Красиво…».
Национальное бюро расследований Украины